— Хозяин! Вина и закусок благородным дамам… и их телохранителю!
Амазонки, примостившиеся рядом, захихикали. Пантейя грозно посмотрела на них.
— На роль телохранителя, о великий пророк, ты, к сожалению, не тянешь, — хмыкнула она.
— Все нормально, — прошептал Саркат, — не забывайте: вы не на Соломее. Здесь женщины не воюют, а дома сидят да детей нянчат… — Он замолчал, увидев сонного трактирщика, вышедшего из подсобки к гостям.
— Чем изволят закусывать благородные дамы? — с легкой усмешкой спросил толстый хозяин «Трех веселых гусей», с трудом справляясь с зевотой.
— Бифштексы из свежей оленины по-герденски, тушеную зайчатину, отбивные из молодой кабанятины, — затараторил Саркат. — Торийского трехлетней выдержки — да не вздумай подсунуть хрюльского, а то знаю я вас, каналий! Это дамам… Теперь мне…
Сон с многоопытного трактирщика быстро слетел, как только он рассмотрел в полумраке зала, освещенного только пламенем камина, что под неуклюжими нарядами крестьянок скрываются довольно ладные молодые тела — явно не крестьянского происхождения. Последние его сомнения развеял острый взгляд Пантейи. Уверенный взгляд человека, привыкшего повелевать.
— Не извольте беспокоиться, уважаемые, — залебезил он. — Гости моего заведения всегда были довольны. Сию минуточку… — И трактирщик рысцой кинулся на кухню.
— Ну, и кого ты здесь собираешься расспрашивать? Уж не этого ли толстомордого? — скептически оглядывая пустую забегаловку, спросила Пантейя.
— Рано, — лаконично ответил Саркат. — Через час-другой здесь яблоку упасть негде будет.
Словно в подтверждение его слов дверь трактира распахнулась, и на пороге появилась фигура монаха, с головы до пят закутанная в черный плащ, в сопровождении двух молодых людей и малыша, зябко кутавшегося в длинное пальто. Лицо малыша скрывала широкополая шляпа, из-под которой остро поблескивали сердитые глаза. Вновь прибывшие не менее энергично, чем перед этим Саркат, направились в противоположную сторону трактира и, оседлав скамьи, дружно загомонили:
— Хозяин! Самого лучшего, что есть в твоем заведении!
Пантейя толкнула ногой под столом Сарката:
— Ну, иди, расспрашивай.
— Кого? Монаха да двух пацанов? — изумился Саркат. — Не смеши меня, милая…
— Я тебе не милая! — Как ни ценила царица амазонок труды опального философа, фамильярностей с его стороны не терпела. — Долго мы еще будем шляться по азорским кабакам? Из каждого тебя потом на руках выносить приходится, а к храму нас это пока не приблизило.
— Ну вот что, — надулся обиженный до глубины души Саркат, — не нравится — ищите себе другого проводника! В противном случае попрошу не вмешиваться в работу специалиста. Это ж надо придумать! Выжать информацию из монаха Дельгийского ордена, да еще из трезвого…
Философ замолчал, отвернувшись от амазонок. Его худенькая фигурка гордо выпрямилась, излучая оскорбленное достоинство.
— Ну будет, будет. Не сердись… — Пантейя неловко погладила опального философа по руке, что заставило его еще выше задрать нос.
Неизвестно, как долго длилась бы эта мировая скорбь, если б не стук кружек о стол. Это хозяин спешил ублажить клиентов.
— Бифштексы жарятся, зайчатина тушится, отбивные отбиваются, — скороговоркой отбарабанил трактирщик. — Извольте чуточку подождать, и все будет на столе. А пока насладитесь торийским. К сожалению, трехлетней выдержки не держим. У нас как минимум пять лет-с.
Контраст между напыщенным пафосом, с которым была произнесена финальная фраза, и угодливой позой хозяина трактира, согнувшегося перед амазонками, старательно оттопырив зад, был так разителен, что девицы невольно прыснули в кулачок.
— Хозяин! Опоссум тебе в глотку! Мы долго будем ждать? Почему стол пуст, бездельник! — Громогласный рев недовольной четверки посетителей заставил вздрогнуть трактирщика.
— Мужланы, — поморщился он. — Прошу прощения, пойду распоряжусь. Не то они испортят вам аппетит своими дикими воплями.
С этими словами он засеменил к рассерженным его нерасторопностью клиентам.
— Вина! — тоном задиристого молодого петушка потребовал юноша с легкомысленным чубом, постоянно сползающим ему на глаза, от чего он периодически встряхивался, как только что вылезший из воды пес, отбрасывая движением головы непокорные патлы. — Я ничего не напутал в заказе?
Дим — так Кирилл подсократил имя Диментий — посмотрел на своих друзей. Длиннополая шляпа, едва возвышавшаяся над столом, энергично закивала. На мгновение перед трактирщиком мелькнуло что-то косматое.
— Хлеба, — добавил монах.
— И зрелищ, — засмеялся Кирилл, — и чего-нибудь мясного. А вино я вообще считаю излишеством.
— Шеф! — схватился за поясницу Дим. — Три ночи на сырой земле, радикулит проклятый!.. Одно средство спасает — хорошая выпивка!
— Бог с тобой, — добродушно махнул рукой Кирилл, — но чтоб не нахрюкался!
— Усвоил? — повернулся к трактирщику Дим. — Исполняй. Восемь кувшинов. Нас, понимаешь, четверо. Четыре на стол, четыре в котомку. Дорога дальняя.
Кузя одобрительно закивал, Кирилл осуждающе скривился.
— И шустренько, шустренько, в темпе вальса! — Дим забарабанил пальцами по столу, задавая темп, в котором должен двигаться хозяин, если не желает нарваться на неприятности.
Бросив взгляд на внушительную рукоятку меча, торчавшую из-за спины Кирилла, хозяин предпочел согласиться с заданным ритмом, и через несколько мгновений перед друзьями материализовался их заказ.
Трактир постепенно наполнялся посетителями. Это были преимущественно ремесленники, закончившие свой трудовой день, бродяги подозрительного вида и крестьяне, продавшие нехитрый товар на рынке.