Эвританские хроники - Страница 26

— А ты кто?

— Баньша.

— Да ну, — не поверил Кирилл, — врешь!

— Он что, больной? — повернулась баньша к мужикам.

— Насчет этого — не знаем, — выступил вперед староста, — но есть подозрение, что герой.

— Ну, это, почитай, одно и то же… — Фигура в саване опасливо отодвинулась от Кирилла метра на три. — Почему не веришь-то?

— Насколько я знаю, баньши нечисть не зовут. Они смерть предрекают.

Мужики тихо охнули и начали тихонько пятиться.

— Какой ты умный! — изумилась баньша. — Грамоте, наверное, обучен?.. Так и было когда-то, — призналась она, — а теперь старая я стала. Заслуженный пенсионер всеэвританского значения. Имею медали за особые заслуги темные да пакости мелкие… — Старушка ностальгически вздохнула. — А сейчас так… Помогаю родне по старой памяти. Из любви к искусству.

— И кому помогаешь?

— Внучатому племяннику знакомого гоблина, который лет триста назад подрабатывал у моей тетки семиюродной по дедовой линии. Родная кровь, короче. Он сейчас с дружком своим десятину с аборигенов молотит.

— Короче, все — как у нас, — загрустил Кирилл, выдергивая катану, — сплошной беспредел. Ну и долго мне их ждать? Кушать же хочется.

— Сейчас позову, — пообещала баньша, — только вы не мешайте своими руладами. — Фигура в саване набрала в грудь побольше воздуха, но тут со стороны леса затрещали кусты. — Ой, — расстроилась старушка, — сами пришли. Без вызова. Тоже, видать, проголодались.

Над площадью воцарилась тишина. Кирилл насторожился. Топало что-то очень большое и тяжелое. Метров трех-четырех высотой. Рядом ступало существо чуть ниже. Метра на два с половиной. А между ними вприпрыжку бежало что-то совсем маленькое и громогласно шептало:

— Вы его, главное, пуганите как следует, а то он всю малину нам изгадит!

На площадь вышла огромная обезьяна, поросшая белоснежным мехом, в сопровождении зеленого тролля. Из-за его ноги выглядывал тот самый плюгавый мужичонка. Обезьяна раскрыла пасть и грозно зарычала, стуча себя кулаками по груди. Чем-то она напоминала Кинг-Конга-альбиноса.

— А чего это ты так побелел? — выдавил из себя слегка струхнувший Кирилл. — Испугал кто?

От домового не ускользнуло, что его герой и сам слегка изменился в колере. Выскочив вперед, он закрыл грудью «короля» и принялся молотить короткими ручками по своей мохнатой голове. Все с любопытством уставились на него. Закончив самоистязание, Кузя задрал мордочку кверху и испустил такой великолепный вой, что все присутствующие оказались на пятой точке. Кирилл приземлился удачнее всех. Прямо на дастархан. Аромат жареного барашка ударил в ноздри. Отодрав без помощи ножа солидный кусок от ляжки, «герой» с наслаждением вонзил в него зубы и начал яростно жевать. Все облегченно вздохнули. Когда Кирилл пришел в себя, пир уже кипел вовсю.

— Свой мужик оказался! — рычал альбинос. — А вы — герой! Герой! Ну, за знакомство!

Мохнатая рука сунула «герою» огромную чару чачи. Отказать трехметровому Кинг-Конгу в уважении было трудно…

Что было дальше, герой Эвритании помнил смутно. В памяти остались лишь отдельные фрагменты разудалого застолья,

… Вот жутко разобиженный Конг втолковывает ему, что никакая он не обезьяна, а самый обыкновенный снежный человек из племени йети. Рядом в унисон ему вторит тролль, яростно доказывая, что не знает он никаких «Шреков» и что живет он не на болоте, а в пещере. И никого к нему не подселяли, а просто нахально выкинули из родного дома, элементарно набив морду. В качестве доказательства бездомный тролль тыкал пальцем в свернутый на левый бок нос.

… Вот Кирилл, уже возомнив себя Гиппократом, клятвенно заверяет Шрека, который почему-то уже против нового имени не возражает, вылечить его. Причем клянется зубом Кинг-Конга, обосновывая это тем, что тот у него больше, а значит, клятва будет нерушимей. И что интересно — вылечивает великолепным ударом справа!..

Особенно запомнилась душевная беседа со старостой деревни, слезно молившим… не трогать родную нечисть… Он жалостливо покосился при этом на лежащего в отключке Шрека и чему-то жутко радующегося Конга.

— Мы ведь, — втолковывал староста, — так хорошо жить стали, как они к нам пожаловали. Раньше — то барон дикий нагрянет, оброком деревеньку обложить, то абреки пограбят… А теперь — тишь да гладь. Нечисти нашей боятся.

— Вам-то какая разница, Сема? — пьяно удивился Кирилл. — Что те грабят, что эти.

— Э-э-э, мил человек! Огромная! — тряс жидкой бороденкой староста. — Наша нечисть натурой берет. Выпить, закусить, повеселиться… Ну и мы с ними за компанию.

— Че ж тогда бабы ваши так убиваются?

— В том-то вся и фишка! — пояснил Семен. — Баба в страхе и почитании мужа жить должна. Пусть думают, что мы с нечистью поганой бьемся. Их, глупых, да детишек малых охраняем.

— Какая битва? Сплошной праздник!

— Да ты вокруг посмотри!

А вокруг уже и впрямь кипела битва. Упившиеся в зюзю мужички вовсю отводили душу, предаваясь чисто славянским, северным забавам.

— Наутро, опять же, приятно, — продолжал раскрывать тайны полишинеля староста, — бабы как героев встретят, рассольчиком отпоят, стопку поднесут. Если б не Кузя… Слушай! Забери ты его с собой, ради бога. А мы тебе за такой героический поступок золотишка отсыплем.

Кирилл слушал его уже невнимательно, ибо гулянка вокруг набрала такие обороты, что у него зачесались кулаки. Маечка у героя Эвритании была короткая, рукава можно было и не засучивать. Последнее, что запомнил Кирилл, — испуганная физиономия Кинг-Конга, пятившегося от него в сторону леса. Зачем Его Величеству потребовался зуб йети, коль лечение прошло успешно, не могли понять ни Кинг-Конг, ни сам король Кирении.